Тепло… наконец-то тепло. За окном грязь, ледяное солнце и холодное синее небо. Давай, поехали уже… Мы все стоим и стоим. Все замерло. Я слышу странный шум. В автобус зашла женщина… Яркие, голубые глаза, большие губы, русые волосы. На ней тоненькая бардовая шапка, серый свитер, торчащий из-под открытого запачканного пальто, тусклые непонятного цвета брюки и старые, изношенные сапоги. «Оборванка» нескончаемо крутится в моей голове… И тут я замечаю маленький комок, спрятавшийся под пальто. Бережно, ласково держа одной рукой комочек, женщина опирается на сидение. В другой руке — желтая упаковка собачьего корма. Малыш уткнулся носом в серый свитер, от которого шло тепло. Мы тронулись… Сквозь рев мотора слышится писк, тихий, томительный. Я наблюдаю за женщиной. Кондуктор закрыл ее лицо, однако я вижу умоляющие жесты свободной рукой. Кондуктор разворачивается и я читаю в его темных глазах злое слово «НЕТ!». Мне больно смотреть на нее… Кондуктор несколько раз нажимает на кнопку СТОП, автобус резко тормозит, едва сдвинувшись с места. Она оборачивается и я чуть слышу тонкий голос, молящий дать согреться… «Я замерзла… пожалуйста… прошу вас». Женщина в дорогой шубе протягивает кондуктору деньги со словами:«Я заплачу за вас.» Отказываясь взять деньги, автобус продолжает движение… Я концетрируюсь на разговоре щедрой женщины и молодой оборванки:
-Возьми, возьми.
-Я так не могу, нет, я не могу принять их, — едва произносят губы...
-Они тебе нужнее. Бери, — настаивает дама.
-Возьмите за проезд, пожалуйста, — голубые глаза смотрят на кондуктора. Он лишь отрицательно качает головой, одновременно сочувственно пожимая плечами.
-Спасибо вам, большое спасибо, — читаю я по губам нищенки.
-Вот, возьми еще 50 рублей.
-Нет, я не возьму, — снова начинается спор.
-Они тебе нужны. Я ведь не последние деньги отдаю. Купишь еды себе, или щеночку, — дама нежно поглаживает то оборванку, то щенка. — Как тебя зовут?
-Леля...- тихо пролетает в воздухе это слово, — на него машина наехала, — указывая на собаку, Леля начинает нервно рыдать, заливаясь горькими слезами. -А это подарок от ветеринарной клиники, — продолжает чуть успокоившись женщина, треся желтой, практически пустой упаковкой.
-Леля, прекрасное имя. Все будет хорошо, Леля. Жизнь еще наладится, — одобрительно кивает женщина. — У тебя есть образование?
-Высшее, — неуверенно произносит Леля, — незаконченное высшее.
-А почему не закончила? — удивленно вскидывает брови дама.
-Долгов много, — и голубые глаза заливаются горячими слезами, нос вжимается в воротник… Затем она смахивает слезы и я вижу кровь на кисти.
-Долгов много, — потрясенно повторяет дама. — А ты нигде не работаешь?
-Я… Нет… Я раньше работала...
-Где?
-На рынке… продовала...
-На каком рынке?
-На московском, — и ясные глаза снова заливаются прозрачными слезами.
Дальше я не слышу слов...
Я вижу боль, потерю, утрату в этих невинных, глубоких, голубых глазах. От них исходит свет и тепло...
Когда Леля выходила из автобуса, все нежно провожали ее взглядом, желая всего самого наилучшего, обещая, что жизнь ее непременно наладится, потому что она молодая и сильная. И действительно, человек, не имеющий никаких доходов, не имеющий дома и семьи, остается сильным волей, а главное — добрым и откровенным, отзывчивым и мягким.